На всю оставшуюся жизнь
Много к чему были мы готовы в школьные годы в той стране, которой нет. Много к чему — «ядерное противостояние», «два мира — два детства», «Валентин Зорин из Нью-Йорка», «бедные стали ещё беднее — богатые ещё богаче», «нерадостно на душе у простых американцев», «цепи апартеида», «кровавая военщина НАТО», «пентагоновские ястребы».
«Пластмассовый мир победил»: шесть ярких цитат Егора Летова
Это проходило и мимо, и через нас, шло по жизни ободряющим рефреном, не давало закиснуть, отпечатывалось в наших мозгочках — как теперь стало понятно, навсегда, а тогда казалось — на время.
Мы жили «на одной шестой части суши», Фидель командовал непотопляемым авианосцем, нам удавалось на полном ходу, с дикими воплями, пугающими билетёрш кинотеатров, проскакивать все мосты, подожжённые бурнашами, и как-то всегда было и ясно и понятно одно: если каждый возьмёт в руки камень и бросит его в океан — поднимется волна и смоет янки.
Так было.
Так и осталось для всех тех, кто носил галстук (а ведь его гладить приходилось каждое утро) и, отдавая салют хором многоголосым (попутно отвешивая друг другу тычки), рапортовал: «Всегда готов!»
Летов родился в Омске, в 1964-м. И уж если у меня, лампового (1969-й год выпуска), всё перечисленное зашито в крови, то у него — и подавно.
Сестра, ты помнишь, как из боя
Меня ты вынесла в санбат?
Остались живы мы с тобою
В тот раз, товарищ мой и брат.
Hа всю оставшуюся жизнь
Нам хватит подвигов и славы,
Победы над врагом кровавым —
Hа всю оставшуюся жизнь,
Hа всю оставшуюся жизнь...
Нам казалось, тем нам — из Красной Атлантиды, что теперь такое невозможно, что слова, произносимые на майских площадях ежегодно — «Неисчислимые страшные жертвы, принесённые на алтарь Победы», — они сильнее всех заклинаний мира.
Мы свято верили, что Красная армия — «несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед», — если что, как молот по наковальне сомнёт и расплющит любого врага.
Война может быть, и она идёт постоянно и каждый день, об этом мы знали, но где-то там, не у нас. Теперь, мы это знали точно, точнее любого выученного урока, — войны никогда больше не будет у нас. Мы жили в свете и сияющем пламени вечных огней Победы, мы жили в непрожитых жизнях наших дедов и отцов — мы были наследниками поколения победителей. И каждый знал те строчки...
Горели Днепр, Нева и Волга,
Горели небо и поля...
Одна беда, одна тревога,
Одна судьба, одна земля.
Hа всю оставшуюся жизнь
Нам хватит горя и печали,
Где те, кого мы потеряли
Hа всю оставшуюся жизнь,
Hа всю оставшуюся жизнь...
Егор Летов.
Лета красного Егор.
У Леты-реки берега крутые.
Я вдруг наткнулся на его альбом — на «Звездопад» 2002 года.
Спустя годы после крушения Советского Союза Летов спел «На всю оставшуюся жизнь». Спел «Город детства», «Луч солнца золотого», «Белое безмолвие». Много чего ещё...
Нерв там такой, в каждом треке, что невозможно слушать никак — только стоя. Потому что это то самое детство советское — отражённое в страшных и правдивых зеркалах времени.
И если Магомаев пел о победе света над ночью, пел из времени великих свершений, пел так, что, кроме любви, в голове — ничего, и хочется мчаться сквозь дождь по полям, по бульварам, вопя не пойми что небу и солнцу, пусть и скрылось оно за тучами на час-другой до рассвета, то Летов...
Послушайте.
Холодно вам?
Это ветры осенние, а за ними идёт зима, и отвоевать солнце наше над нашими головами — только ещё предстоит.
Не знаю, как он это сделал.
Как-то. Как делал всё остальное.
Летов неудобен, неформатен, некомфортен, плохо продаётся, не слишком ярко блестит, вызывает нездоровую рефлексию, снижает сон и аппетит...
Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лёг ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь...
Что бы сказал, что думает сейчас об этом прочтении Владимир Семёнович? Как оно ему кажется, из сфер небесных, цепляет нас от версии Летова? Переворачивает ли?
Летов говорил, что «Звездопад» был задуман задолго, что он должен был быть двойным, а то и тройным, что там думал собрать он и всё советское, от чего «сердца стук», и всё зарубежное или, как говорили во времена иные, импортное. Советское собрал, а до импортного руки так и не дошли.
Это не о том, что правильно — мол, не надо нам ихнего.
Это о том, что наше — чаще прочего разит наповал.
Вот услышал, вот запомнил, вот ты другой человек. Какой, спросите, советский, что ли? Что ли советский.
Дело не в словах. Дело в том, что словами не выразить. «Звездопад» Летова — это мы над бездной. Это один долгий, как в тяжком сне, шаг — и кажется, не дотянемся, рухнем вниз... Но не бывать такому. Дотянемся.
Ночью из дома я поспешу,
В кассе вокзала билет попрошу,
Может, впервые за тысячу лет
Дайте до детства плацкартный билет.
Тихо кассирша ответит: «Билетов нет»...
Нам не дадут вернуться. Да и куда мы придём? К победителям? И что они нам скажут? Как посмотрят на нас? Даже и думать о таком не хочется.
Билет у нас, у всех нас, в одну сторону — к Победе. Чёрт его знает, как Летов угадал-дотянулся до дня сегодняшнего, как сумел...
Будто оглядываешься назад, в воспоминания, в прожитое, оглядываешься поднабраться сил, вдохнуть до одури глубоко и после, пусть и глаза закрыв, — в холодную воду, до дна, и оттуда — к солнцу, к свету.
Много пафоса... Нет, не особо. Много осмысления.
Сестра и брат, взаимной верой
Мы были сильными вдвойне,
Мы шли к любви и милосердью
В немилосердной той войне.
Hа всю оставшуюся жизнь
Запомним братство фронтовое,
Как завещание святое
Hа всю оставшуюся жизнь,
Hа всю оставшуюся жизнь...
Особенно эту песню послушайте. Фильм помните, из которого она? Про санитарный военный поезд? Ну найдёте — захотите, так и найдёте.
Вот же времена: сколько разговоров было, а они пришли — и будто и не готовы мы, а будто бы и готовы. Как к жизни приготовишься? Она есть. Ты в ней есть. Мы в ней есть. Так и живём. Со «Звездопадом» в душах — как же он современен, точно сегодня в ночь его Летов Егор записал. Бывает, братья и сёстры, и такое.
Ночь пройдёт, наступит утро ясное,
Знаю, счастье нас с тобой ждёт.
Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная,
Солнце взойдёт...
Солнце взойдёт...
Солнце взойдёт...
Солнце взойдёт...
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.