Марина Ахмедова

«Художник представил в администрации города эскиз с солдатом, там одобрили. На стене одного из домов стали рисовать солдата, и едва тот был закончен, как грянул скандал. Но у художника было мощное оправдание. Он сказал, что никаких портретов бойцов ВСУ он не брал и вообще такого человека, как тот, что появился на мурале, не существует. Это — ненастоящий человек, и придумал его робот, искусственный интеллект. Просто того же робота, тот же ИИ используют и украинские пропагандисты, о чём художник просто не знал. И, знаете, лично для меня это ещё хуже, чем исписывать стены освобождённых городов матерными словами. У нас идёт война, у нас сотни тысяч солдат, героев, и ни один из них — из этих настоящих во всех смыслах людей — не оказался достойным того, чтобы появиться на фасаде дома, на который, проезжая, проходя, смотрят сотни жителей?»

«Сгоревшее здание «Крокуса» — это не парк и не сквер, где, возможно, при раскопках найдутся кости прошлых трагедий, сражений прошлых веков. Места больших трагедий, курганы у нас огорожены от веселий. Но «Крокус» случился только что, год назад, и о том, что такое «Крокус», знает вся страна. Это место, где расстреляли таких же детей, как эти подростки, таких же взрослых, как их родители. Лишь волею судьбы ни они, ни мы, живые, не оказались под дулом автоматов террористов. Но ведь целью были мы все. Тиктокеры пришли записывать «весёлые видео».

«В оккупации люди старались трудиться и в этом труде спрессовалось их ожидание армии России. Они работали дома, ухаживали за соседями, оберегали и кормили стариков. И это постоянное делание, труд стали их формой спасения. Но так могут себя вести только представители действительно взрослого, зрелого народа, в котором каждый по отдельности может быть наивным простаком, слабым, неуверенным, поддающимся на уловки мошенников. Но внутри массы этих разных людей всё равно присутствует ядро, наша суть, вокруг которой мы вертимся, считывая установки. А они сформированы из нашей истории, из столетий, из наших архетипов, из наших «можно» и «нельзя» — из всего того, из чего и складывается морально-нравственная основа».

«В Брянской и Курской областях я общалась в основном с детьми, и в этих разговорах вдруг уловила, каким наши дети видят врага. Сначала я встретилась с мальчиком Федей, который в 2023 году, уходя от украинской ДРГ, вывел через лес двух девочек. Федю я встретила в брянском парке на репетиции парада. Он шёл в колонне, кричал «Ура!» и пел: «Вставай, страна огромная!» Федя был в военной форме, теперь он кадет. Правда, это был уже не тот маленький Федя, он сильно вытянулся за два года. В перерыве мы с ним сели на лавку и заговорили. Федя рассказал, что ему нравится носить военную форму: она дисциплинирует его, а ему нравится дисциплина в училище».

«Она, очевидно, пытается добыть любовь, но слишком далека от России, от войны, чтобы понять, что на душе у солдата, кого он будет слушать, кому поверит и в чём наша соль».

«8 марта наши бойцы вышли из трубы, чтобы спасти жителей Суджи. 8 марта на курорте в Куршевеле веселились отпрыски нашей финансовой «элиты». Веселились как в старые нулевые: те же шубы, то же шампанское за тысячи евро, те же «элитные» женщины и «элитное веселье» с российским флагом и под песню «Матушка-земля, белая берёзонька». Флаг и песня должны были выступить патриотическим оправданием безудержному веселью в непростые времена. Но в это время наши чумазые, усталые бойцы тихо подходили к жителям Суджи…»