Привычка спасать: что самое сложное для военного медика

Молодой офицер, сидящий напротив меня, держит на руках кошку Бусю — один из его «трофеев» на боевом пути. Эта кошка у него уже третья.

«Первую я забрал в августе 2022 года, — улыбается он. — Нашёл в полях: бегал такой маленький чёрный комочек с усами. Не знаю, как она там выживала — пугливая, совсем котёнок. Не сразу удалось её поймать, даже когда тушёнку или паштет давали. В сентябре у меня был отпуск, и я повёз её домой. Доехали до Дагестана, оттуда мне надо было дальше, в центральную Россию. Оформляли ей паспорт. Я назвал её Берценай — это по-аварски значит «красавица». Хотел отдать кошечку жене, но её увидела моя мама и тут же решила, что заберёт к себе».

Также по теме

Тяжёлая служба лёгкой артиллерии: как воюют миномётчики «Отважных»

Быстрые темпы наступления нашей пехоты поддерживаются огнём малой артиллерии — миномётчиков, которые двигаются вперёд вместе с...

После отпуска Максим нашёл среди боёв ещё одну кошку, вислоухую, назвал Маркизой. До мая она была его боевой подругой, затем товарищ Шприца поехал в отпуск и передал Маркизу жене Максима. А Бусю Максим пристроил своему водителю.

Но спасает командир медвзвода всё же не кошек, а людей. Даже если ты обучен всему и готов отвечать за жизни людей — служба военного медика нелегка. Так, например, технику торакоцентеза — прокалывания грудной клетки, чтобы лёгкое расправилось, — Шприцу пришлось осваивать в непростых условиях. Процедуры боятся даже некоторые медики, что уж говорить про пациента, смеётся Максим.

«Летом мы работали на Южно-Донецком направлении, там миномётчика-дагестанца из нашего батальона привезли. Смотрю на него: весь бледный, в таком холодном липком поту, дышит тяжело, язык навыкате. Понимаю, что у человека пневмоторакс (скопление воздуха в плевральной полости. — RT). До следующего этапа ехать часа четыре, то есть была вероятность, что он не доедет. Поэтому я решил сделать торакоцентез», — вспоминает собеседник RT.

Приготовления к операции вызвали подозрения у раненого. «Он вроде бы слышал, что Шприц — человек неплохой, но не видел, — иронизирует медик. — А тут я к нему подхожу с этим троакаром (инструментом для операции. — RT) размером с мизинец. Он с сомнением такой: «Брат, это зачем?» «Так надо», — отвечаю».

«Ввожу ему новокаин, он ещё нормально к этому относится, потом достаю скальпель, начинаю делать разрез — боец не понимает, что происходит, — продолжает Шприц. — Человек он очень экспрессивный. Мои подчинённые, тоже дагестанцы, пытаются его успокоить, а он кричит. Я в итоге сделал всё, что нужно, и миномётчик понял, что ему действительно стало лучше. Но несколько мгновений нервно было всем».

«Земля сверху сыпется»

Тяжёлый груз ежедневной ответственности — сложная, но неизбежная часть работы военного медика, говорит Максим. Он вспоминает случай, произошедший в апреле в Приютном. Противник тогда постоянно обстреливал располагавшийся там медвзвод, в том числе из «Градов».

Максим был осторожен: услышав разрывы, он уходил в подвал. «Надо мной из-за этого смеялись, дескать, боишься. А тут взрывы слышны ближе, ребята тоже ко мне в подвал спустились. И вдруг слышу по радиостанции, как кричат, что есть «трёхсотый». Ребята говорят дождаться, пока обстрел закончится. А меня уже переклинило, там же раненый! Хватаю бронежилет, сумку, радиостанцию — и выбегаю. Вокруг что-то свистит, хлопает, я не оборачиваюсь, продолжаю бежать, земля сверху сыпется. Красиво, да. Прятался за деревьями, но продвигался вперёд», — вспоминает Шприц.

К «трёхсотому» Максим успел вовремя. Раненый связист сидел во дворе, облокотившись на стену, а под ним растекалась лужа крови. Осколки попали в бедро — зону, где проходят крупные кровеносные сосуды.

Вместе с другими бойцами Максим оттащил раненого в сарай поблизости. Вызвали эвакуацию, а Шприц тем временем делал всё, чтобы не дать связисту умереть от потери крови. Адреналина добавляло то, что во дворе стояла мотолыга (гусеничный вездеход), предназначенная для разминирования: у неё был шланг с тротилом, который обеспечивает проход на минных полях, и если бы он сдетонировал — от всех прятавшихся в сарае ничего бы не осталось.

БМП подошла быстро, раненого увезли. Всё тогда решили минуты, отмечает Максим. Хотя, по его словам, иногда вопросы жизни и смерти определяют секунды.

«Эвакуируем другого раненого. Подлетает бэха (боевая машина пехоты. — RT), на которой его должны увезти, мы всё необходимое достали, посадили раненого, сами садимся в наш автомобиль, немного отъезжаем — и ровно на то место, где мы стояли, прилетает снаряд. Пара мгновений — и нас бы убило», — вспоминает Шприц.

Для противника медики — приоритетная цель. За врачами и санинструкторами охотятся азартнее, чем за пулемётчиками. Потому что спасающие на поле боя раненых вселяют в сердца надежду: свои не бросят, за тобой обязательно придут, вытащат, перевяжут, окажут помощь. И такая уверенность дорогого стоит, когда бойцы знают, что Максим и товарищи вынесут с передовой в тыл «трёхсотых», чтобы они вовремя попали в госпиталь и на операционный стол. А родным отвозит с фронта кошек. Ему всегда надо кого-то спасать — привычка такая.