«Напротив нашего деревенского дома, метрах в 50, сколько себя помню, в поле торчал корявый и многим непонятный железный штырь. Как напоминание. На этом месте и была та самая землянка, в которой бедная девушка Анастасия (ей ведь и 30 не исполнилось) вместе с детками переживала бомбёжки и прочие ужасы с кошмарами, которые приносит с собой война. Всё это им пришлось пережить дважды: сначала когда деревню захватывали немцы, потом когда наши её отбивали. Два раза пройти через смоленскую мясорубку».
«Затормозить, заглушить украинское контрнаступление, стартовавшее в начале июня, связать его и позволить ему завязнуть в нашей разветвлённой сети обороны — всё это было ой как тяжело. Именно по-рабочему, по-фронтовому тяжело. Русские солдаты трудились стахановцами — вот сейчас начинаешь понимать смысл этого оборота, — потому что оборону мы вывезли исключительно на их мускулатуре и самоотдаче, на их героизме. Говорить, что остановка контрнаступа далась нам легко, — значит нивелировать, дискредитировать, забыть их подвиг. Коллективный подвиг».
«Первое время этой большой, фундаментальной для всех русских войны шахтёрам приходилось фактически в одиночку противостоять украинским неонацистам и Западу, только начинавшему запускать свои боевые натовские щупальца в распахнутое после переворота тело Украины. И знаете, что по-настоящему и идеологически в этих людях восхищает? Знаете, какой была их риторическая константа и пацанская предъява «евромайдану»? «Пока вы прыгали, мы — работали». Это люди, для которых главная идеология — труд».
«Помимо регулярного огневого воздействия на наши населённые пункты, находящиеся в зоне досягаемости украинских артиллерии и миномётов, которое невозможно не заметить, как мы все понимаем, параллельно ведётся различного рода подпольная деятельность. И если ещё пару-тройку месяцев назад наиболее активно неонацистские агенты и их англосаксонские кураторы основное внимание уделяли Белгородской области, то есть делали там схроны с оружием и взрывчаткой, внедрялись в доверие к местным органам управления, то теперь акцент такого диверсионного внимания противника сместился на Брянщину и Курскую область».
«Я только закончил филологический факультет и видел себя исключительно субтильно-эстетским поэтом. В крайнем случае — искусным обозревателем новейших культурных явлений. Войны и судьбы Родины мало волновали меня. Всё это казалось недостойным внимания малохольного эстета. И вот совершенно случайно, действительно Божьим промыслом, меня заносит в прекрасную Страну Души (Апсны — название страны с абхазского переводится именно так)».
«Теперь я понимаю, по какому тонкому льду в то жаркое лето мы ходили. Обстановка менялась каждый час, и перемещение по тем местам было занятие, которое без ложного драматизма можно назвать лихим. Когда я представляю ситуацию, в которую попал Стенин вместе с парнями из «Айкорпуса» на том самом синем «логане», меня бросает в дрожь от ужаса. Слишком много времени я провёл с ними в одной компании в абсолютно аналогичном режиме перемещения по передовой».
