«Дошла до Берлина и расписалась на Рейхстаге»: врач-хирург Максим Мокин пошёл на СВО, взяв пример со своей бабушки
Врач-хирург рассказал свою историю об СВО и о героических подвигах его предков
- Перевязочная в полевом госпитале / Военный врач Максим Мокин
- © Из личного архива
— Что побудило вас, кандидата медицинских наук, в 49 лет пойти служить военврачом в зону СВО?
— Когда началась спецоперация, я сразу пошёл в военкомат по месту жительства и поинтересовался, каким образом я могу быть полезен своей Родине, будучи хирургом с медицинским стажем более 20 лет. Нам всегда говорили, что врачи военнообязанные.
У меня был перед глазами пример бабушки и её брата. Бабушка пошла добровольцем на фронт в 1942 году. Она подавала рапорты в несколько военкоматов. И ей в один день пришли две повестки, на два разных фронта. В том конверте, который она открыла первым, был написан Ленинградский фронт. Туда она и отправилась. И всю войну бабушка прослужила медицинской сестрой в полевых госпиталях. Дошла до Берлина и расписалась на Рейхстаге. Была ранена. Но у нас в семье было не принято рассказывать про тяготы войны.
- Старшина медицинской службы Валентина Смирнова
- © Фото из личного архива Максима Мокина
А её брат был студентом медицинского института. С четвёртого курса ушёл на фронт хирургом. Он погиб на войне. В нашей семье сохранились его учебники по анатомии и хирургии.
Эти люди заложили нашу медицинскую династию, уважение к профессии и понимание своего долга.
— Вас сразу приняли на службу?
— Сначала мне сказали, что набор не производится, ожидайте. После объявления частичной мобилизации я пришёл повторно. Мне предложили пройти медицинскую комиссию, уточнить документы по образованию и ответить на вопрос, как быстро я готов прибыть в расположение части. Ответил, что в тот же день.
— Какой у вас позывной?
— Марс. Можно провести аллюзию с античным богом войны. Но на самом деле мне привычно слышать Макс. Любой человек психологически настроен на первую букву своего имени. Но имя нельзя брать в качестве позывного. Поэтому в имени Макс исправили одну букву — и получился Марс. Выбор только этим обусловлен. Безо всякого пафоса.
— Как складывалась ваша служба потом?
— Первые полгода я провёл в Подмосковье. Был назначен начальником медицинской службы воинской части. Штат только комплектовался. Приходилось самому лечить людей. Сначала тех, кто был мобилизован. Со временем появились ребята с боевыми ранениями, прибывшие из зоны СВО.
Я не раз обращался к командованию с рапортом, чтобы меня отправили ближе к передовой — туда, где людям жизненно важна хирургическая помощь, где я могу принести больше пользы по своей специальности. Ответы выглядели примерно таким образом: «Вы здесь, в тылу, тоже приносите людям пользу. Вы людей восстанавливаете, лечите. Кто-то должен делать и эту работу, она не менее важна».
Это действительно так. Но та логика событий, из-за которых я стал военнослужащим, не давала мне покоя. И я добился своего. В мае 2023 года оказался в медицинском подразделении, которое оказывает первую врачебную, квалифицированную и частично специализированную медицинскую помощь. Мы стоим на Купянском направлении. Точнее я сказать не могу.
— Какие навыки оказались наиболее востребованными?
— Важны все навыки общей хирургии, широкий профессиональный кругозор. На передовой важны навыки и знания тактической медицины: это самопомощь и взаимопомощь между ранеными, остановка кровотечения, перевязка, обезболивание, иммобилизация, то есть обездвиживание конечности при переломе. Как штатными средствами, которые могут быть в наличии, так и подручными. Это способы эвакуации раненых одним военнослужащим, двумя, тремя, четырьмя. Где аптечка должна располагаться, что в неё входит, что делать, когда вы наложили жгут. Как его правильно накладывать и так далее.
- Военврач Максим Мокин в зоне СВО за лентой
- © Из личного архива Максима Мокина
— Чем вы занимались до СВО?
— Я учился в Москве во Втором медицинском институте, который тогда назывался Институтом имени Н.И. Пирогова. Смешно сказать, окончил я его ещё в прошлом веке. Поступил не сразу: год отработал санитаром в клинике детских болезней. После окончания института прошёл интернатуру, ординатуру по специальности «хирургия», защитил кандидатскую диссертацию по теме «Малоинвазивные вмешательства при механической желтухе».
В 2007-м я уехал работать врачом в посольство Российской Федерации в Турции. У большинства врачей там европейское или американское образование. Это был прекрасный обмен опытом и хорошая школа, для того чтобы посмотреть, как люди работают в других странах. Перед тем как отправляться туда, я сдал экзамен на врача общей практики. Для этого нужно было подтвердить свой профессиональный кругозор во всех болезнях: в детских, в инфекционных, в гинекологии, в лор-болезнях, в офтальмологии и другие.
Три с половиной года я лечил наших сотрудников и их родных. Потом вернулся в Москву, работал в больницах, в экстренной хирургии.
— Какая у вас специализация?
— Я общий хирург, который в основном оперирует на животе. Последние годы я также много оперировал на венах нижних конечностей. На СВО, где мы имеем дело с ранениями, нужны базовые навыки и хороший кругозор. Понимание, к чему приведёт в перспективе любое действие, которое ты делаешь. Период заживления, возможные осложнения и так далее. И общая хирургия — это прекрасная специализация, крайне необходимая на СВО.
Война — это травматологическая эпидемия. Здесь нужно огромное количество травматологов. Очень много повреждений сосудов и головного мозга. Поэтому нужны и нейрохирурги, и сосудистые хирурги. Но при этом огромный пласт работы делается, конечно, людьми со знаниями и с навыками общей хирургии.
— С какими рисками вы сталкиваетесь в работе?
— В настоящее время я командир медицинского взвода. У меня в подчинении 20 сотрудников.
Я не смотрю на свою службу с точки зрения страшно или не страшно. Я смотрю на неё как на свой долг, который я должен выполнить. Каждый день всего медицинского коллектива — санитаров, медсестёр, врачей, водителей — это тяжёлый, самоотверженный труд с утра и до вечера, без выходных. О риске в это время как-то не думаешь.
Там, где я нахожусь, формально охраняемая территория. Однако по нескольку раз в день есть ракетная опасность. Невзирая на многие вещи, мы всё равно продолжаем приём, проводим операции, эвакуируем раненых из одной точки в другую.
— Расскажите о своём коллективе.
— Очень горжусь коллегами, с которыми мы работаем. Один из них выполнял операцию под Изюмом, когда их обстреливали HIMARS. Он получил тяжёлую контузию и при этом всё равно выполнил операцию. Он удостоен ордена Мужества. Он для меня образец военного хирурга. Другой извлекал взрывное устройство, которое попало в человека и не разорвалось. Сказал всем: «Это буду делать я, остальные отойдите в безопасное место». И выполнял операцию как сапёр, в каске и бронежилете, поверх которого был надет хирургический халат.
Подвиг совершают и водители санитарного транспорта, когда они с риском для жизни занимаются эвакуацией раненых по дорогам, которые обстреливаются. Реаниматологи, которые сопровождают тяжёлых больных на вертолёте до передачи на следующий этап медицинской помощи.
Бывает, поступает пациент, казалось бы, с простым ранением в грудь, а по результату обследования выясняется, что осколок проник до миокарда и мы имеем дело с ранением сердца. И чтобы спасти раненого, его нужно очень быстро эвакуировать к сердечно-сосудистому хирургу. Благодаря тому, что взгляд твой не замылился, что ты ко всем относишься тщательно, щепетильно выполняешь свои обязанности, ты выявляешь то, что потенциально угрожает жизни твоего пациента.
Нас учили, что в жизни всегда есть место подвигу. Вот ежедневный рутинный труд, на мой взгляд, это и есть подвиг. В моих глазах все, кто пришёл и честно выполняет свой труд, — герои. Многие из них награждены государственными наградами.
— Чем ещё занимаетесь, помимо операций?
— Многие медики после рабочей смены идут в другое подразделение на помощь. Потому что считают это своим долгом.
Я учу молодых хирургов — курсантов, которых к нам присылают на службу из Военно-медицинской академии. Помогаю людям с тяжёлыми травмами. Часто нужна психологическая поддержка раненым, которые думают, что без нескольких пальцев или без кисти их жизнь закончилась. Надо внушать человеку уверенность в том, что у нас в стране, у нашей медицины есть все возможности восстановить, оставить его социально активным и так далее. Чтобы он не чувствовал себя больным.
Зачастую человеку, потерявшему руку, нужно сказать, что это не конец света. Что сейчас есть такие-то протезы, что многие из них делают участникам СВО бесплатно. И этим я тоже занимаюсь. Душа за ребят болит. Есть такая фраза, что у хирурга должен быть взгляд орла, сила льва и сердце женщины. Надеюсь, я соответствую этим параметрам.
- Врач Татьяна Мокина среди коллег в Йемене. 2005 год
- © Из личного архива Максима Мокина
— Вы сказали, что из медицинской династии. Расскажите, кто во втором поколении?
— Моя мама Татьяна Даниловна — врач-кардиолог. Она ветеран труда. Начинала участковым терапевтом в Подмосковье в 1970-е годы. Тогда ещё на лошадях осуществляли вызовы к пациентам. Была в её практике история, что последнюю лошадь украли цыгане, но благодаря этому у них на участке появилась машина скорой помощи — уазик. Она там отработала более 25 лет.
Затем выполняла миссию по линии Красного Креста в Йемене. Выучила арабский язык. Хорошо знает немецкий. Она человек высочайшего интеллекта. Ей 75 лет, и она по-прежнему работает. Продолжает посещать медицинские конференции. Зимой каждый выходной проходит на лыжах по 5 км.
Это образец человека энергичного и в хорошем смысле беспокойного, у которого всегда есть какой-нибудь проект в работе. И я ею бесконечно горжусь в профессиональном плане.
- «От позывного Фидель я не откажусь»: история службы командира взвода от первого дня мобилизации до двух орденов и медали
- «Машина прикрыла меня и раненого бронёй»: военврач рассказал об особенностях работы на передовой
- «У меня вышла книга — «Повесть о железном человеке»: российский военный — о ранении в Донбассе и стальном характере