«Каждое моё слово переврали»: москвичка добивается отмены диагноза, из-за которого она лишилась квартиры

Светлана и Максим Гудковы прожили вместе 16 лет. Воспитывали троих детей (на данный момент им 18, 16 и семь лет). Как вспоминает Светлана, проблемы в семье начались ещё семь лет назад, вскоре после рождения третьего ребёнка. «Я тогда ушла с работы, чтобы ухаживать за ребёнком, а муж тем временем полностью отрезал меня от финансов. Из-за этого я решила подать на развод», — рассказала Светлана RT.

Гудковы расторгли брак в мае 2018 года. Уже после развода Светлана обратила внимание на странности в поведении мужа. Например, по словам женщины, в 2016-м он пытался через суд заставить её оплачивать коммуналку. Соответствующий иск зарегистрирован в 2016 году в Савёловском суде. Как следует из материалов суда, иск оставили без рассмотрения.

Максим Гудков и его адвокат отказались от комментариев.

«Рассказывал небылицы»

Полюбовно бывшим супругам разойтись не удалось: начались суды, которые продолжаются до сих пор. Несмотря на тяжбы, Светлана и Максим продолжали вместе с детьми жить в общей квартире. Неудивительно, что, как отмечает Светлана, у неё с бывшим мужем постоянно вспыхивали ссоры. В июне 2018 года женщина не выдержала и обратилась к врачу. «Я несколько дней не могла уснуть на нервной почве, поэтому сама в итоге вызвала скорую помощь», — рассказывает Светлана.

Гудкову отвезли в больницу №4 имени Ганнушкина, откуда женщина смогла выйти только через 50 дней. Больница через суд добилась принудительной госпитализации. Светлане поставили серьёзный диагноз — «параноидальная шизофрения». По мнению москвички, к этому приложил руку её бывший муж, который в красках расписал врачу странности в её поведении.

«Он главврачу какие-то небылицы про меня рассказывал. Якобы я всё это время вела себя безумно, но почему-то раньше это скрывали и к врачам не обращались. Каждое моё слово переврали. Например, я сказала врачам, что три года была, образно говоря, заложником, потому что всецело зависела от мужа в финансовом плане и не могла просто уйти из семьи. Это преподнесли так, как будто у меня бред преследования. Я якобы считала, что меня похитили и насильно удерживали, что, конечно, не так», — пояснила Светлана.

Впоследствии женщина добровольно прошла обследование в амбулаторно-клиническом центре «Помощь». Её осматривал доктор медицинских наук Михаил Дробижев, который сделал вывод, что диагноз поставлен ошибочно.

Согласно выводам этой экспертизы (есть в распоряжении RT), у Гудковой отсутствовал целый ряд критериев для определения шизофрении, перечисленных в МКБ («эхо мыслей», галлюцинации и т. д.). Более того, диагноз поставили только в 44 года, хотя первый сильный приступ должен был произойти до 30 лет. Таким образом, непонятно, как Светлана умудрялась все эти годы работать и воспитывать детей, не привлекая внимания психиатров.

По мнению эксперта, единственной причиной обращения в психиатрическую больницу был стресс от конфликта с мужем, в то время как проявление шизофрении никак не зависит от внешних условий. «На момент наблюдения отсутствуют признаки психического расстройства. Гудкова не представляет опасности для детей... Не нуждается в лечении психотропными препаратами и наблюдении у психиатра», — отмечается в заключении.

«Не пустили домой»

После первой госпитализации Светлана вернулась в общую квартиру. Но 15 декабря 2019 года её опять увезли в больницу №4. По словам москвички, скорую вызвал бывший супруг.

На этот раз вместо параноидальной шизофрении Гудковой диагностировали шизотипическое расстройство личности. Сами врачи отказались от первоначально поставленного ей диагноза, однако суд принял во внимание, что женщина была в 2018 году госпитализирована с шизофренией. В больнице Светлану снова продержали 50 дней.

Независимая экспертиза шизотипическое расстройство не подтвердила. Как отметил Дробижев, в истории болезни указано, что у женщины «в прошлом были странные убеждения, не соответствующие культуральным нормам», но это само по себе не может являться признаком расстройства, что даже закреплено в законе. При этом другие симптомы, которые должны были бы проявляться в течение всей жизни (навязчивые состояния, деперсонализация и т. д.), у неё отсутствовали.

После второй госпитализации Светлана не смогла попасть домой. «Меня просто не пустили, я даже не могу забрать оставшиеся там личные вещи. Я вынуждена жить у родственников, хотя мне принадлежит большая доля в нашей общей квартире», — жалуется она.

Это произошло потому, что бывший муж подал на неё иск об ограничении в родительских правах, продолжает москвичка. Как отмечается в судебных материалах (есть в распоряжении RT), Максим Гудков мотивировал свои требования диагнозом жены. Он заявил, что «у ответчицы имеется психическое заболевание «параноидная шизофрения», в июле 2018 года и в декабре 2019 года она была помещена в психиатрическую больницу». Также Гудков отметил, что его бывшая жена не принимает лекарства, не посещает ПНД и её поведение якобы создаёт угрозу для жизни и здоровья детей. С его слов, Светлана должным образом не выполняет родительские обязанности по воспитанию детей.

Битва экспертиз

Максим Гудков предоставил в суд заключение специалиста №7718-243 «МВИ ЭКСПЕРТИЗА», из которого следует, что Светлана в связи с установленным ей диагнозом может представлять опасность для своих несовершеннолетних детей. В документе говорится, что у его бывшей жены «имеется психическое заболевание шизофренической структуры, имеется негативное отношение и враждебность к бывшему мужу, общение детей с матерью является невыносимым и необходимо проведение стационарной судебной психолого-психиатрической экспертизы».

Светлана прошла независимое обследование и представила врачебное свидетельство, выданное МО «Учреждение судебной экспертизы» (есть в распоряжении RT). В нём отмечается, что у женщины не выявлено признаков психического заболевания и «опасности для окружающих, в том числе для детей, она не представляет».

Суд назначил Гудковой дополнительную экспертизу, но проходить её Светлана не стала, поскольку это означало бы длительное заключение в стационар. «Вначале была однодневная экспертиза. Я на неё сходила, она не подтвердила результаты, сделанные при госпитализации, но и снять диагноз по её результатам не могли, поэтому порекомендовали стационар, — рассказывает она. — Туда я уже идти отказалось. Вернуться обратно на 30 дней в больницу, когда ты полностью зависишь от врачей, без всякой связи с внешним миром, было очень жёстко».

Как отметила руководитель движения «Иван Чай» Элина Жгутова, решение Гудковой вполне понятно. «У нас методы карательной психиатрии используются недобропорядочными близкими, в том числе с целью отчуждения ребёнка. Трудно осуждать женщину, которая уже прошла через несколько таких госпитализаций и понимала, с чем она столкнётся», — говорит она.

Как уточнила Жгутова, результаты таких экспертиз, как показывает опыт, обычно не в пользу матери, о чём Светлана, вероятно, догадывалась, поэтому не рвалась в стационар: «Обычно медики дают очень расплывчатое заключение, а суд тоже не хочет рисковать. Включается механизм перестраховки, а в результате мать лишается права воспитывать своего ребёнка».

«Снять диагноз сложно»

Сейчас Светлана пытается восстановиться в родительских правах, а параллельно добивается в суде права пользоваться принадлежащей ей жилплощадью. «Я готова на разные варианты, можно продать квартиру и мне выделить положенную долю, я бы на эти деньги потом сама приобрела детям жильё, но мой бывший муж ни на какие компромиссы не идёт. У него явно цель лишить меня всего», — жалуется она.

Как отметил адвокат Рамиль Гизатуллин, хотя по закону Гудковой принадлежит большая доля в жилье, пользоваться она им не может, поскольку это ущемляет интересы детей. «Сложилась правовая коллизия: хотя у неё есть все имущественные права, она ими не может воспользоваться без разрешения мужа, а он, похоже, не склонен к компромиссу», — отмечает эксперт.

По его мнению, этот случай наглядно объясняет, почему люди относятся к психиатрическому диагнозу как к опасному клейму. «Попасть в соответствующее учреждение и получить диагноз очень легко. Часто это делается просто со слов соседей и родственников, а вот снять диагноз очень сложно. При этом даже просто постановка на учёт очень серьёзно бьёт по качеству жизни», — говорит Гизатуллин. Теперь, по его мнению, женщине надо в судебном порядке добиваться отмены постановки на учёт в ПНД.

«Если диагноз снимут, то и ограничение в родительских правах аннулируют в связи с открытием новых обстоятельств, и всё дело посыплется», — отметил юрист. При этом он признал, что снятие диагноза — крайне сложный путь и случаи, когда его прошли до конца, в российской практике пока единичны.